Как-то так повелось, что все книги об инвалидах автоматически становятся остросоциальными. Вопрос больной, вопрос важный – и сталкиваются на книжных страницах копья, и ломают голову авторы над вечными вопросами – можно ли назвать такую жизнь жизнью, как здоровые относятся к больным, может ли государство заботиться о них лучше, чем заботится…
Когда к вам в руки попадет «Дом, в котором» Мариам Петросян — забудьте обо всем этом. О вечных вопросах, об инвалидности главных героев, о том, что действие происходит в интернате для детей и подростков.
«Дом» не про это. Он сам сделает так, чтобы вы обо всем этом забыли, потому что стоит он на ничейной земле, в неопределяемой стране, вне времени и вне пространства – живое существо с расписными стенами, скрипучими полами, запахом сигаретного дыма в туалетах, обиталище своего собственного народа.
Дом наделен своей волей. Он принимает, карает и милует, он позволяет стать своей частью или отторгает из себя, а своим любимчикам показывает тайны и секреты, раскрывает перед ними все дороги, позволяет им ходить и видеть, даже если они этого не могут в мире, который остальные считают реальным. Проще простого расшибиться о его острый угол, входя, и складывать его правду придется из обрывков разговоров, из подслушанных слов, из старых сказок.
И придется не только его обитателям, но и читателю.
Дом навалится, погребет под собой, удивит, ошеломит, не сразу даст понять, что происходит.
«Дом, в котором» — это книга-загадка, книга-сказка, пронизанная духом мистерий и фальсификаций, удивительных чудес и странных открытий. Когда читаешь его, кажется, что руки пахнут хвоей и табаком, а из-за угла вот-вот подмигнет со стены надпись «Мальчики, не верьте, что в раю…».
Конечно, бывает и так, что люди читают «Дом» иначе. Бывают люди, для которых это история про несчастных подростков в старом здании интерната, медленно сходящих с ума от собственных страхов и бесполезности, воздвигающих собственные миры, обкурившихся, обколовшихся, готовых на что угодно, чтобы не взрослеть.
Это выбор читателя – верить в сказку или не верить, позволить книге унести себя в глубину, забыть о том, что речь вообще-то об инвалидах, или читать осторсоциальный, полный безысходности, роман.
В любом случае, когда выныриваешь из книги спустя тысячу страниц, жадно хватая ртом воздух, заново привыкая к миру, совершенно не помнишь, кто и в чем был увечен, кто чего не мог.
Эта книга не о том. И, подумав, можно увидеть спрятанное между строчек – да, книга не о том.
Точно так же, как и жизнь...
Я мог бы сказать, что этот роман гениален. Я мог бы написать о том, что читал его всю ночь напролёт, дрожащими руками перелистывая странички, и утро застало меня над эпилогом, где герои и сами встречают последнее своё утро в доме. Я нарисовал бы их всех — Слепого, Табаки, Македонского, Рыжего, Русалку, если бы только мог. Всё это уже сделали до меня. Но я всё равно не могу молчать.